НЕИЗВЕСТНЫЕ ГЕНИИ - РУССКИЕ ЭКОНОМИСТЫ

Краткое введение

Многие наши соотечественники убеждены, будто в дореволюционной (да и послереволюционной) России не было самостоятельной экономической науки. Но это не так. Экономическая наука у нас не только существовала, но в ряде отношений и превосходила достижения западных теоретиков-экономистов. Это объясняется широтой воззрений выдающихся русских учёных, стремившихся выработать наиболее универсальное представление о мироздании и месте человека в нём, об обществе, основанном на Правде, и уже из этого исходили при построении своих экономических теорий. А теоретиков Запада отличал более прагматичный подход к предмету. Их больше занимали проблемы обогащения – как отдельного предпринимателя, так и государства в целом. Поэтому идеи русских гениев экономической мысли, если и становились известны на Западе, не могли быть восприняты там во всей их глубине.

В России были, конечно, экономисты, проповедовавшие идеи западной политической экономии, их даже было подавляющее большинство, однако никому из них не удалось создать что-либо оригинальное в рамках этой науки, имеющее мировое значение. А экономисты-почвенники прекрасно знали западные теории, но, усвоив последние достижения западной мысли, не только не повторяли её идеи, но и подвергли критике самые основы западного миропонимания и предложили альтернативу ему. Они видели ограниченность и противоречивость западных теорий. Более того, они улавливали первые тревожные симптомы грядущего кризиса рационалистической цивилизации, поступь технократического молоха, тенденцию атомизации общества, отчуждения людей. Это позволило им  почувствовать опасность данной тенденции для человечества. Они были вынуждены перерасти западные теории. Поэтому они и создали очень много нового в области экономической науки и практики.

Вообще-то из этого всякому объективному мыслителю следовало бы сделать вывод: русские почвенники, раскритиковав основы западного миропонимания и предложив иное, более высокое воззрение на мир, тем самым встали тогда во главе духовного развития человечества. Они сказали то новое слово, которое тогда было, а во многом и по сей день остаётся высшим интеллектуальным достижением рода людского. Значит, учение почвенников – великий вклад не только в русскую, но и в мировую культуру. Но до такого признания заслуг русских почвенников, видимо, ещё далеко. Их идеи и в своей стране оставались мало кому известными, а для экономистов Запада и вовсе оставались книгой за семью печатями. Хотя в более позднее время ряд исследователей полагал, что почвенничество (в разных его вариантах) до начала XX века было «первой и единственной оригинальной русской идеей».

Есть три главные причины полного непонимания идей русских экономистов на Западе.

Во-первых, ещё с глубокой древности существовали рядом одна с другой две коренным образом различающиеся экономические концепции, науки о богатстве. Одна, в соответствии с достижениями научной мысли и религии, учила, как вести хозяйство, живя достойно высокого человеческого призвания (как его тогда понимали), именно она в Древней Греции и получила название «экономики» (сам этот термин введён Ксенофонтом и означает «умение вести дом»). А другая наука о богатстве, которую Аристотель назвал «хрематистика» (от «хрема» - имущество) учила, как обогащаться любыми путями, презирая мораль и даже закон, если это сулит большие барыши и позволяет надеяться на избежание суровой кары. Такую науку своекорыстия с давних пор бичевали лучшие умы человечества, но она дошла до наших дней под благородным названием политической экономии, то есть как бы науки о всём народном хозяйстве, хотя в действительности её назначение - оправдывать несправедливости в общественной жизни, представляя их как некие незыблемые законы природы. Она основана на индивидуализме и конкуренции, на преклонении перед капиталом и в пределе вырождается в социал-дарвинизм, перенося на человеческое общество законы животного мира. Можно сказать, вся история человечества – это борьба двух способов хозяйствования: жажды богатства любой ценой, с одной стороны, и стремления очеловечить, облагородить хозяйственные отношения – с другой.

К чести русской теории хозяйствования (прежде называвшейся «домостроительством») надо заметить, что она в лучших трудах в главном всегда тяготела к экономике в ксенофонтовско-аристотелевом духе, чем к хрематистике, и не принимала голого экономического подхода к процессам развития общества. И.В.Киреевский объяснял: политическая экономия не могла бы зародиться в России из-за того, что «русский человек… не мог бы согласить с цельностью своего воззрения на жизнь особой науки о богатстве… Он знал, что развитие богатства есть одно из второстепенных условий жизни общественной и должно поэтому находиться не только в тесной связи с другими высшими условиями бытия, но и в совершенной им подчинённости». Как можно оторвать хозяйствование от этики? И зачем сначала искусственно раздувать человеческие потребности, чтобы затем работать до изнеможения ради заработка для их удовлетворения, не оставляя времени для осмысления главных вопросов людского бытия?

Русская экономическая мысль в лучших её проявлениях не сводила хозяйственную деятельность только к деньгам, к подсчёту прибылей и убытков, не отделяла финансовые итоги от духовно-нравственных ценностей, а также от государственных интересов, от судеб своего Отечества, всегда имела перед собой высокий идеал. Такой подход абсолютно чужд западной политической экономии.

Русские экономисты изучали западную политическую экономию, но она служила им больше для расширения кругозора, чем для практического применения. В России наблюдалась некая враждебность между экономистами-теоретиками, пытавшимися перенести на русскую почву идеи западной политической экономии и претендовавшими на непогрешимость законов своей науки, и представителями делового мира. Теоретики-западники объясняли это незрелостью общественного строя России.  А русские экономисты говорили о несовершенстве науки политической экономии и о некритическим заимствовании у нас её постулатов.

Во-вторых, русские экономисты в большинстве своём не были экономистами в западном понимании этого слова. Это были помещики – владельцы крупных имений, переходившие на прогрессивные методы ведения хозяйства, учёные-естествоиспытатели, государственные деятели, промышленники и купцы, даже военачальники. Их мало занимали выводимые западными учёными-экономистами формулы эффективности вложения капитала и пр. Но тот факт, что внедрение в России западных экономических теорий способствовало экономическому закабалению России Западом, превращению её в полуколонию, их очень волновал.

В-третьих, русская экономическая мысль не была наступательной, она чаще реагировала на агрессивное внедрение западных экономических теорий в России и свои идеи выдвигала в противовес этим веяниям. Но их возможности излагать свои воззрения и воздействовать на настроения общества были крайне ограничены. Большинство «штатных экономистов» составляли выученики западных школ, западники преобладали при императорском дворе и в высших органах управления государством. Журналы, где печатались работы экономистов-почвенников, часто закрывались постановлениями правительства или его уполномоченных органов. Если даже в России возможности обращения экономистов-почвенников к общественности были крайне ограничены, то их публикации на Западе можно пересчитать по пальцам, да и те издавались за кордоном, как правило, для того, чтобы обойти установленные в России цензурные ограничения. И были они рассчитаны на своих соотечественников, а не для того, чтобы привлечь внимание читателей на Западе. Но им удалось наметить направления, по которым должна впредь развиваться экономическая мысль, шире – наука о хозяйстве, включающем не только производство, распределение и потребление продуктов труда, но и образование, здравоохранение, науку, оборону страны и пр. Замечу, что вообще наука о хозяйстве – это русская наука, далеко превосходящая западные экономические теории. Не ограничившись критикой этих теорий, они показали пути преодоления тупиков экономической мысли Европы. А представители последнего предреволюционного поколения почвенников не только выработали основы самобытного русского экономического строя, но и указали возможные способы предотвращения кризисов, неизбежных при следовании установившимся на Западе экономическим догмам, раскрыли перед человечеством перспективы освобождения из-под гнёта международного финансового капитала, до чего ещё очень далеко и в наши дни. Следовательно, экономические взгляды почвенников имеют и по сей день важнейшее теоретическое и практическое значение для всего человечества. Но современные исследователи прошли мимо этого явления исторического значения.

По мнению автора, почвенничество не есть какое-то непонятное явление в общественной жизни России, внезапно возникшее в середине 30-х годов ХIХ века и бесследно исчезнувшее к концу того же столетия. Нет, оно выражает стержневую идею России и потому существовало практически всегда в жизни русского народа. Существует оно и сегодня. Можно с уверенностью сказать, что почвенничество в той или иной форме, будет существовать до тех пор, пока есть на Земле русский народ. Однако ныне и в России идеи русских экономистов-почвенников мало кому известны, хотя именно сейчас многие из них приобрели особую актуальность.

Вот почему я предлагаю серию очерков о некоторых неизвестных современникам виднейших теоретиков русской экономической мысли. Этих теоретиков я назвал неизвестными гениями. Но пусть читатель не ожидает, что он встретится с какими-то совсем не известными ему именами. Большинство их – люди достаточно широко известные. Только общественности неизвестно, что они были экономистами. Например, все знают, что Дмитрий Менделеев – знаменитый химик, но вряд ли 99 из 100 наших современников знает, что он создал целостную теорию оптимального экономического развития России, русскую национальную экономическую науку. То же можно сказать и об иных персонажах моих очерков.

Это я объяснил, почему описываемые мной гении названы неизвестными. Но почему они гении? Не слишком ли много гениев для одной страны и для одной научной дисциплины?

А как иначе назвать Ивана Посошкова, крестьянина, который никогда и не слышал о западных экономических теориях, а создал такой труд по экономическому возрождению России, который намного превосходил достижения западных теоретиков? Разве не гений экономической науки Михаил Ломоносов, который поднял эту науку на небывалую до него высоту, поднявшись над теориями господствовавших тогда на Западе меркантилистов и физиократов, дав подлинный синтез всего лучшего, что было добыто человечеством в области учения о разумном построении народного хозяйства? Как не назвать гением князя Владимира Одоевского, который, не будучи экономистом, не просто досконально изучил теории западных экономистов, включая Иеремию Бентама, Адама Смита, То́маса Ро́берта Ма́льтуса  и Бенджамена Франклина, но и показал их ошибочность и бесперспективность? Ведь он, пожалуй, первым (за сто с лишним лет до Освальда Шпенглера) сказал о «закате» (даже о гибели) Западной Европы и о предстоящем восходе Русской звезды? Но, если кто-то и решит, что некоторые русские экономисты, о которых я пишу, на статус гения «не тянут», я спорить не буду, ибо понятие гения носит во многом субъективный характер. Но уж во всяком случае все персонажи моих очерков – выдающиеся экономисты, и о каждом из них можно было бы написать книгу для серии «Жизнь замечательных людей». Надеюсь, читатель, осиливший серию моих очерков, со мной в этом согласится.

Точнее сказать, здесь я привожу краткое изложение своих очерков, потому что в полном виде они оказались бы слишком объёмистыми для сборника работ. Например, очерк о знаменитом в своё время хозяйственнике, теоретике экономики и публицисте Александре Николаевиче Энгельгардте, письмами которого «Из деревни» зачитывалась вся грамотная Россия – от студента до министра, составил книгу «Провидец» объёмом более пяти авторских листов. Ясно, что очерки такого размера я не могу предлагать, это были бы «книги в книге». А насколько в наши дни забыт Александр Энгельгардт, можно судить по такому факту.

Меня пригласили участвовать в подготовке одной солидной энциклопедии. Я познакомился со списком деятелей, которым должны быть посвящены статьи в томе, трактующем вопросы экономики. Фамилию «Энгельгардт» я там нашёл, но имя у него было – Михаил. Сначала я подумал, что составитель списка просто запамятовал, как звали того, знаменитого Энгельгардта. Но потом выяснилось, что статья будет именно о Михаиле Энгельгардте – сыне Александра Николаевича. Сын привлёк внимание составителей энциклопедии тем, что он участвовал в каком-то собрании. А имя его отца было им либо неизвестно, либо они не считали его сколько-нибудь значимой личностью.

Думаю, теперь понятно, почему я вынужден дать всего лишь три очерка объёмом по полтора – два листа, а об остальных своих героях ограничиваюсь краткой биографической справкой, но всё же дающей представление о вкладе данного деятеля в экономическую науку. Слава Богу, сейчас и литературы, самой разной, издаётся много, и Интернет к услугам всех и каждого, так что если кого-то из читателей заинтересуют герои моих кратких очерков, он, надеюсь, сможет найти более исчерпывающие о них сведения.